Говоря о русской революционности 20-го века, наше внимание отсылается, в первую очередь, к событиям 1905, 1917 и отчасти 1992 гг. Мы, прежде всего, видим движение социальных сил — социальной «материи». Но есть ли другие, не менее значимые, области человеческого бытия, в которых тоже возможны революционные перевороты?
Если вглядеться в Историю России, то в первые десятилетия 20-го века можно обнаружить и призывы и к духовной революции. Человек русской культуры в начале 20-го века в плане преобразования жизни ожидал намного большего, чем социальный переворот. Многие представители культуры говорили о возможности познания высшей реальности, высших энергий мирового бытия и радикального преображения всего человеческого существа. Однако уже в третьем десятилетии 20-го века разговоры о духовной революции постепенно начинают умолкать. К середине столетия вследствие репрессивной внутренней политики складывается впечатление, что вся русская революционность утекла в социальную активность. Русский народ, ставший советским, строил коммунизм, и воодушевление от этого строительства длилось аж до полета Ю.Гагарина. Но далее почему-то социальная революционность стала давать сбои, механизм коммунистического маховика стал расшатываться, а к 1990-м он остановился и был списан в исторический утилит.
Сегодня существует множество точек зрения на русскую историю Советского периода: экономисты описывают ее в своих терминах, политические социологи — в своих, представители религии — в своих. В предлагаемой книге будет осуществлена попытка взглянуть на Историю России 20-го века изнутри революционных тенденций русской светской культуры. Причем изнутри ее обеих составляющих: как материализма, так и идеализма. Главным тезисом книги будет реабилитация русской духовной революционности. Русский идеализм не сдавал своих позиций в эпоху диктата материализма. Он не исчерпал весь свой потенциал только лишь в эмигрантской критики большевизма — он оказался способен на более величественный и самоотверженный шаг. Русский идеализм ушел в «подполье», и там он «вырос». Во что чудесным образом он превратился к концу 1950-х годов? Почему с 1960-х годов коммунистический материализм начинает терять свою харизму? Какого реванша ждал «русский религиозный ренессанс»? По какой неожиданной и недиалектической логике двигалось колесо русской Истории Советского периода? Справедливо ли советский народ на западный манер характеризовать как «массовое общество»? И, наконец, что есть «русская идея» и какова динамика ее развития в 20-м веке?
Оглавление
Предисловие
Часть 1
Введение
Глава 1. Революция от социализма или эволюция мессианизма?
Глава 2. Логомифическое
Глава 3. Логика мессианской «идеи»
Глава 4. Двуглавый орел российского мессианства
Глава 5. Мифология культуры или культурная мифология?
Глава 6. Мифология культуры и сектантство
Глава 7. Мифология культуры и «квазирелигия»
Часть 2
Введение
Глава 1. Мифический Феникс или Феникс мифического?
Глава 2. Зареволюционный социализм или пролегомены «рок»-песни А.Белого
Глава 3. Деспонация теургии В.Брюсова
Глава 4. Двуликая Фелица «совершенно конкретного философа» русского символизма
Глава 5. Пророк железного отечества
Слово о человеке
Заключение
Библиография
Москва 2010
РЕЦЕНЗИЯ
доктора филологических наук, профессора, зав.кафедрой социально-гуманитарных дисциплин Московского психолого-социального института Валентины Викторовны Заманской
Не столь часто приходится знакомиться (а тем более рекомендовать к печати) со столь глубоким, по-настоящему новаторским, перспективным научным исследованием. Книгой И.В.Чиндина еще и по-настоящему зачитываешься, следя за всеми перипетиями авторской мысли, переживая и сопереживая поворотам и «открытиям» оригинального видения, воспринимая не только логику и аргументацию научной концепции, но — любуясь красотой мысли, стройностью и ясностью предлагаемой парадигмы, живостью, а порой и артистизмом слога и стиля. Именно такую книгу я с радостью рекомендую в печать данной рецензией.
Монография Игоря Викторовича Чиндина «Мифология культуры (русский символизм)» — принципиально новое, актуальное, оригинальное, завершенное исследование. Книга посвящена проблеме, которая находится в центре внимания современной филологии. Проблема мифологии культуры в самых различных аспектах в последние десятилетия привлекала внимание многих исследователей и накопила немалый массив интересных работ. Непросто, казалось бы, на этом достаточно «исхоженном» поле найти свою тропинку, свой путь.
Автор располагает счастливой и по-своему уникальной возможностью: прекрасная филологическая эрудиция и высокий аналитический уровень истинного филолога сочетаются с философским видением, проблематикой и ракурсом осмысления большого массива разнородного материала. Скажу более, все исследование и построено и возникает на стыках филологии, философии, политологии, культурологии, религиоведения. В результате в книге философия присутствует не как «ваковская» номенклатура, не как учебный вузовский предмет, а как взгляд, ракурс, мировосприятие — как целостное, универсальное, сущностное мировоззрение ее автора.
Именно оно позволило найти принципиально новый подход к достаточно широко изученному материалу и выстроить целостную, логически убедительную и очень стройную парадигму русской культуры первой половины ХХ столетия, предваряя, кстати, и изучение ее перспектив на протяжении всего века. Полем исследования — лишь при кратком перечислительном обозрении — являются: мессианизм, хилиазм, православие, славянофильство, К.Циолковский, атеизм, Вл.Соловьев, Гегель, Шопенгауэр, учение К.Маркса, диамат, сектантство, квазирелигия, христианство, русский ренессанс Серебряного века, символизм, Вяч. Иванов, А.Н.Скрябин, Андрей Белый, А.Блок, Ницше, А.Добролюбов, В.Брюсов, Даниил Андреев, изучение творчества и природы мышления которого и «инициировало» построение столь масштабного и разносоставного каркаса научного исследования И.Чиндина.
Мне близко и глубоко понятно авторское осмысление задач, стоявших перед исследованием, и саморефлексия ученого, высказанные на заключительных страницах книги: «…«мифологизация» позволяет мне взглянуть на исторический процесс развития русской культуры 20 в. как на определенную целостность, обнаружить сущностные взаимосвязи, казалось бы, совершенно чуждых явлений. В конечном итоге, моя цель как философа создать некий мыслительный ряд (парадигму), по которому можно будет совершать интеллектуальное движение».
По сути дела, Игорь Викторович вводит в научный обиход (принципиально обновляя и дифференцируя близкие и пограничные явления), обосновывает и наполняет конкретным содержанием новую категорию — «мифология культуры». Контекстным и «отражающим» рядом становятся такие понятия, как культурная мифология, логомиф, мифологическое религиозного и мифология культуры, культурная мифология, мифема, логика мифа, мифосюжет, квазирелигия и мн. др. понятия, которые автор соотносит, «просвечивает» друг через друга, а затем мастерски налагает на конкретные явления исторической, политической, культурной жизни России ХХ столетия. Потрясающим достоинством исследования является то, что ученый берет не очевидные, на поверхности лежащие смыслы и феномены, а работает с «нюансами», оттенками, «оборотническими» сущностями этих явлений, вскрывая в традиционных и неплохо изученных массивах материала принципиально новые плоскости, грани, семантические поля.
И результат — не менее потрясающий! Созидается принципиально новая методологическая, семантическая, динамическая призма, сквозь которую как раз все известные явления открываются новыми смыслами (часто — «мерцающими» смыслами). Они как бы «просвечивают» одно другое, обновляя сокровенные сущности; создают целостную и на редкость логически доказуемую картину русской культуры сложнейшего столетия. Причем, картина эта — благодаря универсальной и динамической категории — столь многоуровнева (от политических процессов и персон до эстетических манифестов и отдельных стихотворений), столь жива (история столетия и его культуры буквально «дышит» своей достоверностью и «ароматом», самого автора буквально заставляя порой переходить со строго научного стиля на стиль художественный, что придает книге особенное обаяние!), столь адекватна самому объему, характеру и содержанию сознания человека трагичнейшего из столетий, что я рискнула бы поставить рекомендуемое исследование в ряд ярчайших книг начала истекшего века. И искренне хотела бы верить в то, что еще не исчезло в необозримых и безжалостных контекстах современной массовой культуры то «последнее ухо» и «последний глаз», о близкой утрате которых тосковал Шпенглер, и которые только и способны прочесть, понять и оценить масштаб демонстрируемого данной книгой «зрения», которое счастливо досталось И.В.Чиндину. Рискну предположить, не без «благословения» много лет изучаемого им Даниила Андреева…
Не могу не признаться, что мне чрезвычайно близко все в рекомендуемой работе. Острый и тонкий ум и поразительно чуткая интуиция автора. Основное поле его исследования — литература, и персонально — Даниил Андреев: исследованием русской литературы в различных контекстах я занимаюсь как литературовед всю свою творческую жизнь.
Но особенно мне близок сам метод и способ мышления исследователя — весьма близкий тому категориальному аппарату и инструментарию, который в моих работах оформился в категорию «тип художественного сознания» и «контекстно-герменевтический метод», результативно примененные при реконструировании и анализе экзистенциальной парадигмы в русско-европейской культуре ХIХ-ХХ веков. Именно потому я беру на себя смелость и полнейшую ответственность оценивать книгу Игоря Викторовича Чиндина как заметное явление не только современной философии, но и современной культурологии, литературоведения, а «наработки» ее явно будут полезны и для политологии, и для религиоведения, психологии, этики, эстетики и т.д.
Столь же ответственно подчеркиваю перспективность и уже выполненного ученым исследования, и перспективность им обоснованного и продемонстрированного метода и инструментария, который, насколько мне известно (и в этом я тоже не сомневаюсь), будет вскоре применен при более аналитическом рассмотрении выявленных процессов на материале культуры второй половины ХХ столетия. Также по своему опыту знаю, насколько продуктивны подобные принципиально новые «призмы» видения и анализа для будущих аспирантских исследований, для серьезной заявки на формирование научной школы. При огромном объеме выполненной работы, при мобильности исследователя и высоком темпе его научной работы, при увлекательности «доставшейся» Игорю Викторовичу счастливой призмы — ни в одной из высказанных мною перспектив у меня сомнений не остается.
И еще одну грань работы следует подчеркнуть особо — ее гуманистический характер и пафос. Будучи новым «словом» о культуре ХХ столетия, она является не менее новым словом о человеке ушедшего, сложнейшего и трагичнейшего из периодов нашей истории. Она удивительно тонко и точно воспроизводит его особенную «антропологию»: неповторимый характер сознания человека ХХ века, глубинные «духовные сущности» столетия, в которые — так для нас своевременно! — еще в начале ушедшего столетия призывал всматриваться Карл Юнг, отводя особенное место в осмыслении процессов и явлений именно художественной литературе. Тем более — если она «просвечена» мудрым философским «зрением»...
Данный вариант исследования рекомендую без замечаний. Определенный период наблюдала работу в динамике, и все возникавшие вопросы были разрешены до данного, завершающего этапа представления книги в печать.
|